Психологический обзор мультфильма "Песнь моря"
Как кельтская сказка помогает понять, что горе нельзя запирать в бутылку
На выходных с детьми посмотрели чудесный мультфильм Томма Мура «Песнь моря». Эта работа ирландского происхождения порадовала во всех смыслах: и красивым осмысленным визуалом, и содержанием. Красивые, сдержанные тона — полная противоположность ярким, кричащим краскам современных мультфильмов. И в этой мягкой акварели такая глубокая правда о боли, которую мы годами носим в себе.
С точки зрения психологического содержания история затрагивает много глубоких тем: потеря и горевание в семейной системе, формирование травмы ребенка, потерявшего одновременно двух родителей (одного буквально, а другого метафорически), сиблинговая ревность, мужское горе, путешествие героя, замороженность чувств, феминность и баланс с маскулинностью, связь женщины с природным началом.
Внимание: в разборе будут спойлеры!
Важное предупреждение: Мультфильм и отзыв затрагивают тему потери и горя. Если вы сейчас проживаете утрату или тема горя является для вас очень чувствительной, пожалуйста, позаботьтесь о себе и найдите подходящую дистанцию внутри от прочитанного.
Шелки и невыплаканные слезы
История отсылает нас к ирландским мифам о шелки — мифическим существам из шотландского и ирландского фольклора (в Ирландии их называют роаны), прекрасным людям-тюленям. Но для меня, как для психолога, это история о семейной системе, где горе не находит выхода. Мать-шелки уходит в море после родов, оставляя мужа и двоих детей. И здесь начинается то, что я часто вижу на практике: мужское горе, которое не знает, как себя выразить.
Отец в мультфильме — классический пример «сильного» мужчины: он не плачет, не говорит о боли. Вместо этого он уходит в себя, в бутылку, в молчание. Его сын Бен теряет сразу всё: маму, папу (который, хотя и жив, эмоционально недоступен), свою безопасность. Его ревность к младшей сестре Сирше — это крик невыносимой боли: «Это из-за тебя!» Именно здесь, в начале мы можем наблюдать как происходит формирование глубокой травмы у ребёнка: он потерял мать, его чувства никем не отражаются и не контейнируются, обрывается эмоциональная связь с оставшимся в живых родителем. Именно Бен рассказывает сестре легенду о ведьме Махе, угрожая, что она и отца превратит в камень: «О тебе некому будет заботиться!» Это отличный пример способа, которым маленький мальчик справляется со своими чувства. Однако позже Бен он все-таки сможет трансформировать гнев в заботу о сестре.
Ко мне в терапию часто приходят такие взрослые, застрявшие в детской ярости. Их истории похожи: «Мама умерла/ушла/заболела, а папа запил (или наоборот), а я должен был стать главным». Мы разматываем этот клубок, и под гневом всегда оказывается вопрос: «Почему никто не спросил, как я?»
Сирша. Ракушка как переходный объект
Меня особенно тронула сцена с ракушкой. Для Сирши — это связь с матерью, тот самый «переходный объект», о котором писал Винникотт (предмет, который как бы «замещает» мамину заботу и даёт ребёнку ощущение безопасности). Когда мама дарит ракушку девочке она говорит: «Поднеси ее к уху и ты услышишь песнь моря». Девочка интуитивно понимает ценность ракушки — она дает понять, что ее истинная природа не сломана, хоть и отрицается отцом (но к этой мысли мы еще вернемся в финале). Отец отчаянно ищет в девочке черты погибшей жены.
Бабушка: когда забота становится тюрьмой
Бабушка в «Песне моря» — персонаж, от которого веет холодом. Она приезжает «спасать» внуков, но её спасение похоже на похищение: строгий костюм, жёсткие решения, городская квартира, где даже воздух кажется стерильным. «Нельзя так наряжать ребенка на день рождения!» В её действиях нет злого умысла — только уверенность: «Я знаю, как правильно». Она увозит детей с маяка (последнего места, где они чувствовали связь с матерью), забирает у Бена его собаку Ку (последнее живое существо, которое его по-настоящему любило), и поселяет их в доме с безупречно вымытыми полами, где нельзя шуметь. Она кормит детей, но не обнимает. Организует их жизнь, но не спрашивает, чего хотят они. Её любовь выражается через контроль: «Я лучше знаю, что вам нужно».
Собака мешает? Отдать!
Дети грустят? Запретить говорить об этом!
Дом у моря напоминает о потере? Переехать в город!
Когда Бен теряет собаку, это становится последней каплей. Часто животные в сложных жизненных ситуациях становятся островком безопаности и тепла для детей, тем, кем не смогли стать взрослые.
Побег детей обратно к морю — это не бунт, а акт самосохранения. Сиршу тянет к морю, к своей природной сути.
В терапии я часто слышу: «Мама делала всё для меня, но… я не чувствовал её любви»
«Песнь моря» прекрасно показывает: можно быть идеальным «менеджером» чужой жизни и полностью промахнуться в главном — в способности сказать: «Мне больно видеть твою боль. Давай пройдём через это вместе».
Именно здесь начинается своего рода «путешествие героя» для Бена.
На пути домой дети встречаются с опасностями, и гнев мальчика разворачивается к внешнему врагу и постепенно появляется все больше тепла к сестре.
Волосы как летопись боли: что скрывает Маха
Потом дети попадают к ведьме Махе, образ которой удивительно похож на их бабушку. Ее волосы — не просто седые пряди. Это живой архив непрожитого горя. В кельтской традиции волосы считались вместилищем памяти и силы. Но здесь они превратились в глухую стену, которая запирает внутри все невысказанное.
Когда Сирша трогает прядь, мы видим вспышки прошлого — момент, когда она сама «окаменела» от горя. Маха не просто колдунья — она мать, которую горе разорвало на части. Её магия — это искажённая забота — она «спасает» сына от боли, лишая его…
Тела (превращает в великана)
Голоса («Не плачь!»)
Даже имени (он просто «мой мальчик»)
Она не может вынести его слёз, потому что сама застыла в момент утраты. Её «спасение» — это убийство живого в другом.
В реальности такие матери лечат депрессию своих детей тотальным контролем («Я же знаю, что для тебя лучше!»), останавливают истерики не объятиями, а холодным «Прекрати немедленно!», создают семейные мифы: «У нас всё хорошо», пока ребёнок занимается самоповреждением.
Фильм даёт жестокую, но честную правду: нельзя спасти другого, убивая в нём чувства. Настоящее исцеление начинается, когда Маха отпускает волосы и позволяет памяти ожить, разбивает сосуды, принимая, что боль нельзя законсервировать, и наконец, смотрит в глаза сыну.
Финал, который оставляет вопросы
Финал сказки меня удивил и расстроил. Он и правда амбивалентен. Да, семья «воссоединилась», но Сирша теряет связь с морем (отказываясь от своей тюленьей шкуры, она теряет связь со своей дикой сутью, архетипическим природным началом).
Есть версия сказки-притчи про народ «шелки», где рассказана близкая по содержанию история, но поднимается тема неспособности мужчины выдержать, что женщина не принадлежит тотально мужчине, тема непринятия женской потребности в закрытом от мужчин, своего рода сакральном пространстве, в уединении, в женской стае. В этой притче мужчина, уничтоживший шкурку женщины, потерял ее навсегда.
В «Песни моря» дочь занимает место матери, компенсируя ее уход, как будто принося свою природную суть-«шкурку» в жертву отцу и брату. Отец не проходит путь горя — его «исцеляет» жертва дочери. Бен обретает сестру, но не мать.
Море как метафора бессознательного: как мультфильм показывает нашу внутреннюю войну
Еще я думаю о море в «Песне моря» как о метафоре бессознательного. Оно манит как зов потерянной матери, пугает скрытым в глубине, живёт по своим законам.
Отец на маяке стоит между морем и сушей (между чувствами и разумом), но не принадлежит ни тому, ни другому. Он боится моря (бессознательного) и запрещает детям спускаться к воде, запирает шкуру шелки (символ связи с глубинной природой) в сундук, делает вид, что море больше не существует. Чем сильнее отец отгораживается, тем больше море затапливает его изнутри (алкоголь, депрессия). Сирша (как символ его связи с бессознательным) теряет голос. Бен (как символ рациональной части) становится агрессивным и одиноким. Финал мультфильма — это своего рода хрупкий баланс: отец наконец смотрит на море (признаёт свои чувства), Сирша поёт (бессознательное обретает голос), но шкура остаётся на камнях…
Когда любовь становится жертвой
В мультфильме все ключевые женщины — спасительницы, но их спасение оборачивается трагедией. Каждая из них жертвует чем-то невероятно важным, и в этом — горькая правда о том, как мы часто путаем любовь с саморазрушением.
Броннах (мать) уходит в море сразу после родов, оставляя детей. Бабушка спасает внуков — и лишает их детства. Маха: «спасает» сына, превращая его в камень
Сколько матерей «уходят в море» по-своему, душат гиперопекой или обращают себя и своих детей в камень? Любовь не требует «уйти в море». Она говорит: «Я буду рядом, даже если мне больно». Настоящая забота — это не «я избавлю тебя от боли», а «я помогу тебе её пережить». Финал мультфильма не даёт четких ответов — он лишь показывает, что любая жертва оставляет шрам.
Послесловие и вопросы для размышления
Теперь я часто думаю о «Песне моря», когда работаю с мужчинами, которые не знают как горевать, женщинами, отказавшимися от своих «шкурок», матерями, заморозившими и свои чувства, и чувства детей, и теми, кто путает любовь с чувством долга, взрослыми, чье детство было похоже на детство Сирши и Бена. И ещё когда в очередной раз ловлю себя на мысли, что мои чувства могут кого-то обременить.
Если вас затронул этот отзыв и мультфильм, я предлагаю вам письменную практику. Попробуйте ответить на следующие вопросы:
Чья боль в этой истории отозвалась в вас и почему? (Отца, Бена, Сирши, Махи?)
Какие чувства вы храните в своих запертых «сосудах»?
Чьи слёзы мне страшно увидеть, потому что тогда придётся плакать самому?
Что в моей жизни сыграло роль ракушки, сохраняя что-то важное внутри?
Что вам пришлось «отдать», чтобы кто-то перестал страдать? Не отдали ли вы свою «шкуру» во имя чужого счастья и устраивает ли вас эта цена?
Мультфильм не даёт ответов. Она зовёт нас в путешествие — туда, где горе не враг, а часть жизни.
В следующий раз, когда окажетесь у моря, прислушайтесь. Может быть, в шуме волн вы услышите тот самый напев — о том, что любая боль когда-нибудь становится историей. А любая история — частью вас.
И как знать — возможно, ваша «шкура» всё ещё где-то рядом. На том самом камне. Ждёт.
